Песочные часы с кукушкой - Страница 24

– Или создание на Острове объединенного общими целями научного сообщества, – медленно жуя, пробормотал Жак.

– Ты уловил. – Яков довольно улыбнулся. – Это воздействие может быть настолько малым и незаметным самой системе, что она и не догадывается о том, что балансирует на краю…. В случае Адама, на краю обрыва, с которого он шагнул, получив толчок в виде… чего-то. Слова ли, действия – мы пока не знаем. У каждой упорядоченной системы есть точки воздействия. Чем она сложнее, тем больше таких точек и тем большее воздействие они производят. Адам сложный, многогранный…

– А кто на этом настаивал? Уж точно не я, – буркнул Жак.

– Послушав тебя, мы бы получили примитивного гомункулюса в банке, который бы смеялся дни напролет, считая пальцы на ногах, и умер бы в конвульсиях на третьи сутки. А сейчас у нас есть Адам – подобный человеку почти во всем. И использовать его мы сумеем лучше.

– Да, – не сдавался Жак. – Это только если он перестанет кидаться в море. Зачем он это сделал? Он же логичен до мозга костей… который, то есть мозг, вчера вполне мог вылететь из его башки, и тогда Адам вообще никакой пользы бы не принес. У него должна была быть веская причина. Почему он спрыгнул?

– А вот у него мы и спросим, только кофе допьем. – Ответил Яков.

– Что, уже очнулся? Быстро он…

Шварц чуть приподнял брови, как бы отдавая должное крепкому молодому организму, поднялся, снял фартук и очки. Поманил за собой Жака.

Комната Адама находилась также на втором этаже, однако, в отличие от спальни Жака, которую тот украсил египетскими вазами, коврами и подушками вперемешку с мозаикой весьма фривольного содержания, и личных комнат Якова, в интерьере которых сдержанность сочеталась с вопиющим беспорядком в обрамлении звериных шкур на полу, обставлена была скромно, словно келья монаха. Жесткая деревянная кровать, письменный стол, стул и шкаф с книгами. Адам полулежал на подушках, взбитых у изголовья, с видом потерянным и сонным – но бодрствовал. Увидев, что к нему вошел хозяин, приподнялся, силясь встать.

– Лежи, лежи. – Настойчиво сказал Яков, присел на край кровати и для верности упер ладонь в грудь секретаря. – Ты еще слишком слаб.

Жак стал у подножия кровати, и принялся нетерпеливо крутить медный шар на ее спинке.

– Как себя чувствуешь? – ласково спросил Шварц юношу.

– Гораздо лучше, спасибо.

– Ты в рубашке родился, Адам. – Продолжая говорить так же успокаивающе, заботливо, Шварц осматривал молодого человека. Пощупал пульс, оттянул веко и всмотрелся в зрачок. – Если бы не Жак, который тебя из воды вытащил…

– Я очень благодарен, сеньор Мозетти, – официально поблагодарил Жака юноша. – Я плохо помню, что было после того, как я… упал…

– Но что было ДО того, ты хорошо помнишь? – Не сдержался Жак. Яков глянул на него неодобрительно.

– Да. – Ответил Адам.

– Тогда, если тебя это не затруднит, расскажи нам, почему ты прыгнул? – Вмешался Шварц. – Мы с Жаком теряемся в догадках… С тобой хорошо обращались, ты приносил пользу… так в чем же дело?

– В смысле жизни. – Тихо ответил Адам. – Я понял, что мне незачем жить.

– Cazzo testone, – не сдержавшись, выплюнул Жак, и заработал тяжелый, многообещающий взгляд от патрона. – Молчу…

– Расскажи подробнее. Как ты пришел к такому выводу? – Голос Якова, в отличие от взгляда, был легким, обволакивающим. Адам прикрыл глаза, сосредотачиваясь, потом сказал:

– У каждого живого существа на земле есть какая-то высшая цель, предназначение. Так мне сказала мисс Дж… мисс Кромби. Я почитал книги великих философов, они считали так же. Я задумался о том, какая цель есть у меня, какой смысл в моей жизни. Имею ли я какое-то значение? Важен ли я для мира? Что станется с ним, если меня не будет?

– Ты имеешь… кхм, ценность для нас, Адам. Тебе приготовлена особая роль – разве этого мало? Более того, только ты один можешь сыграть эту роль. Она может быть твоей целью.

– Нет, не может. – Покачал головой Адам. – Если бы я менялся в стремлении достичь своей цели, совершенствовался, и сам хотел… но я пригоден для нее лишь в силу того, кем я являюсь, как вещь в себе, понимаете? То есть, я как бы уже достиг цели, добрался до конечной точки, а, значит, дальнейшее существование для меня было бессмысленным. А раз так, то и существование жизни без смысла должно было окончиться.

– Cavolo! Madonna mia… Слыхал я об идиотах, видел парочку невообразимых кретинов, но такого… – снова не выдержал Жак, стукнул кулаком по кровати и отошел к окну. – Продолжайте, продолжайте, я штору прикушу, чтобы не было искушения вмешаться…

– Разберись со своими искушениями, – тихо сказал Яков и снова повернулся к молодому человеку. – Адам, я понял твою мысль. И она очень близка к истине, только вот кое-чего ты не учел. Видишь ли, если вещество… и существо, или идея, или совершенный предмет – если они уже достигли точки, в которой являются идеальным воплощением самих себя, это еще не конец. Для того, чтобы добраться до своей цели, а, значит, конца существования, они должны сделать то, для чего предназначены. Произвести действие, такое же совершенное, как и они сами.

– Но… вы мне ничего не говорили о действии… – растерянно Адам покосился на Жака, между бровей пролегла складка скорбного непонимания. – Я просто жил, читал, отвечал на письма, занимался бухгалтерскими книгами, ходил по поручениям…

– Да-да, Адам, я понял. Это была моя ошибка, и я прошу за нее у тебя прощения. Я не открыл тебе самую последнюю, главную цель, для которой ты предназначен. Думаю, теперь всем нам стало ясно, к чему может привести умолчание, и поэтому я расскажу тебе все. Но ты должен обещать мне, что до той поры, как совершишь мною задуманное, не будешь пытаться окончить свою жизнь… и никому не скажешь о нашей цели, договорились? Даже… мисс Кромби. Особенно ей.