Песочные часы с кукушкой - Страница 78

– Подождите! Подождите!

Паром был забит почти до отказа. Пассажиры, заслышав крики, с любопытством подходили к перилам; дамы смотрели вниз сквозь лорнеты, дети показывали пальцами на странную леди. Пожилой матрос на палубе уже взялся за витой шнур, собираясь перекрыть проход. Он усмехнулся, глядя на растрепанную дамочку; а вот при виде высокого и толстого господина, что ковылял, скособочившись, к парому, держа руку прижатой к груди, сочувственно покачал головой.

– Самую малость еще бы, и… – Матрос присвистнул и пояснил для Джилл. – Эм, как там по-вашему… Ю лаки вери матч. Инвайт?

– Вот «инвайт», – дыша с хрипом, господин в слишком теплом, но отчего-то наглухо застегнутом пальто сунул матросу в руки конверт. Тот вскрыл его, достал карточку с золотым тиснением.

– Мистер и миссис Клюевы. – Он критически оглядел мрачного мужчину преклонных лет и совсем еще юную девушку, но пожал плечами и вернул конверт с приглашением. – Прошу на борт. Вам водички холодненькой принести?

– Нет, спасибо, – господин похлопал себя по карману. – С собой есть кое-что.

Паром, носящий гордое имя «Генриетта», отчалил; Джилл и Клюев чуть прошли вдоль борта и остановились у поручней, ближе к выходу, чтобы выйти одними из первых и не застрять в толпе. Пока паром тащился за маленьким, но усердным буксиром, Джилл со своим спутником не разговаривала – слишком много людей было поблизости. Лишь в самом начале он предложил ей выпить из фляги, которую достал, покопавшись в кармане пальто; она, почувствовав сильный дух алкоголя, отказалась.

Джилл заметила среди пассажиров нескольких припозднившихся журналистов: один из них держал треногу с фотоаппаратом, приподняв его над головами соседей, будто штандарт. «А что если то, о чем говорил Томпсон – правда? – подумала Джилл. – Тогда все эти люди находятся в большой опасности. Мало ли что взбредет в голову этому сумасшедшему Шварцу, а у него под рукой подчиняющийся ему во всем Адам…». Девушка крепче вцепилась в поручень. Ей стало кристально ясно, что необходимо остановить Шварца любой ценой. Она, возможно, спасет множество людей, и еще… вернет себе Адама. Или, по крайней мере, не даст ему стать убийцей.

Внезапно вокруг зашумели: пассажиры что-то возбужденно обсуждали. Джилл отвела взгляд от горизонта и, заметив, что окружающие повернули головы куда-то вбок, посмотрела в том же направлении: паром как раз обогнул высокий холм и взору прибывающих во всей красе предстал «Бриарей».

Гигантских размеров человеческая фигура – не менее ста пятидесяти футов, на глаз определила Джилл, – возвышалась на другой стороне острова. Металлический блеск его брони навевал мысли о рыцарях, ноги и бок его покрывали строительные леса В центре груди его что-то темнело, глаза отражали солнечный свет так, будто сделаны были из хрусталя. Плотный шлем, массивные «доспехи» и высота – все это создавало впечатление пугающее, первобытное. Джилл вспомнила детские сказки – в них говорилось о великанах. Таких вот, головами подпирающими небо.

Дамы вокруг восхищенно щебетали, а Джилл делалась все мрачнее.

Наконец, паром причалил; она подхватила русского фабриканта под руку, чтобы не потерять в толчее и тихо сказала:

– Я найду Томпсона, я о нем вам рассказывала – он поможет. Постарайтесь остановить открытие, или хотя бы придумайте, как задержать их. Я читала план мероприятия – первым будет выступать сэр Картрайт, вы сможете поговорить с ним?

– Попытаюсь, – коротко ответил Клюев.

Последние зрители, высадившись, двинулись к трибунам, расположенным ярдах в трехстах от причала. Неподалеку от рассаживающихся на скамьях дам и джентльменов сновали лоточники, предлагая чай, кофе и лимонад; бегали между установленных полукругом флагштоков дети, споря между собой, кто из них великан. У сцены группа людей была особенно многочисленной и плотной: там собрались журналисты со всего света. Щелкали вспышки, слышались обсуждения на десятке языков. Джилл быстрым шагом, насколько позволяла толпа, приблизилась к местам, отведенным для прессы, и принялась выискивать взглядом Томпсона; фабрикант отошел в сторону раньше, еще когда они взобрались на пригорок.

Карл Поликарпович затруднился бы сказать, сколько именно народу собралось на торжественное открытие «Бриарея». Может, пять сотен, может и вдвое больше. Ему было не до подсчетов – все мысли занимала махина впереди. Металлический гигант стоял чуть в отдалении от сцены: чтобы добраться до него, Клюеву пришлось бы пробираться сквозь толпу. Он огляделся – ученым, богатым промышленникам, аристократам достался первый ряд сидений, даже не просто скамей со спинками, для них выставили кресла, обитые красным бархатом. Здесь можно было бы пройти, не рискуя толкнуть кого-то или отдавить ногу, но уж слишком много знакомых лиц, как бы кто в неподходящий момент не отвлек его болтовней. У самой сцены небольшой кучкой толпились члены Совета – как колокольня среди избушек, возвышался над ними необычайно напыщенный Картрайт. Подобраться к подножию механического гиганта было почти невозможно – чтобы предотвратить хулиганские выходки, вокруг установили ограду; а Карл Поликарпович был неподходящего как возраста, так и комплекции для лазания через заборы. Однако выход все же нашелся – за сценой, между нею и этим самым забором, обнаружился проход.

Объясняться с Картрайтом у Клюева не было ни малейшего желания, что бы там ни думала себе эта журналистка; он надвинул шляпу поглубже и, пройдя вдоль сцены, бочком двинулся по узкому проходу.