На краю набережной, у парапета, Джилл заметила одинокую темную фигуру, и удивившись, чуть сбавила скорость. Кто мог остаться, в то время как все уже давно суетятся у паромов? Она пригляделась и с изумлением поняла, что знает этого грузного, усатого мужчину.
– Добрый день, мистер Клюев, – подъехав, Джилл остановилась.
Русский вздрогнул, будто она оторвала его от глубоких размышлений, и обернулся. В руке он держал какой-то конверт.
– И вам добрый, мисс Кромби. В газету направляетесь?
– Да, вы угадали.
– А не рановато ли?
– Сегодня много дел – открытие; но вы, конечно, знаете…
Клюев рассеянно закивал. Джилл дружелюбно ему улыбнулась. В первую встречу она едва запомнила этого огромного иностранца, хотя он был шумен, возможно, от волнения. Все ее мысли тогда занимал лишь Адам. Но после той встречи в кафе она прониклась к Клюеву симпатией – хоть они и не сошлись во мнении относительно Шварца, русский был хорошим человеком, это было видно сразу.
– Да, да… Открытие. – Повторил он медленно. – Вы ведь поедете туда, чтобы все описать, да?
– Вообще-то, нет. – Призналась Джилл. – Я останусь в редакции. Меня… не внесли в списки.
– Можете взять мое приглашение. – Предложил фабрикант, приподнимая конверт.
– О, что вы, ни к чему… разве вы сами не едете? Я думала, вы с мистером Шварцем…
– Нет, не еду. А Настасья Львовна не любит больших толп, ей делается душно. И, к тому же, мы с мистером Шварцем… – Клюев чуть покачал головой, будто не хотел сказать лишнего. – Разошлись во мнениях, отдалились, если можно так сказать.
– Жаль это слышать, – вежливо сказала Джилл, и ей показалось, что Клюев при этих словах грустно усмехнулся. Затем он спрятал конверт за пазуху.
– Ну, как хотите, мисс Кромби. Если передумаете – я буду на фабрике. Рабочим я дал на сегодня выходной, пусть съездят, посмотрят на новейшее изобретение… а не дал бы – сбежали бы сами, – попробовал пошутить Карл Поликарпович. – Ну, рад был встрече.
– Я тоже, мистер Клюев.
Джилл поехала дальше, лишь раз оглянувшись на высокую фигуру русского – он так и остался стоять у парапета, опустив голову.
Добравшись до опустевшей редакции, Джилл в попытке убить время, провела генеральную уборку главного зала. Вытерла пыль, выбросила мусор в корзины. Нашла несколько карикатур на себя, в образе заносчивой толстушки с огромным пером в… Она сначала возмутилась, потом хихикнула, а затем сделала мысленно пометку – вычислить весельчака. Сложности это особой не представляло, Рори вряд ли бы стал рисовать такое, даже до того, как они подружились, следовательно, оставались лишь Бакли и Джонс. Хороший карикатурист газете не помешает, наоборот, он – ценная находка.
Потом Джилл взялась за дядин кабинет: выгребла оттуда кучу табачного пепла, пару носков и старую, еще со «времен пьяницы Хоббса», бутылку из-под джина. Физический труд оказался девушке на пользу – она на время забыла о печали и, закатав рукава и подобрав подол юбки (жаль, она не догадалась заранее одеться попроще, или держать для таких целей специальную одежду в шкафчике на работе) смахивала пыль, протирала многочисленные награды дяди, к сожалению, в области не журналистики, а гребли. Свободных средств, чтобы нанять уборщицу, у газеты не было, поэтому время от времени Джилл приходилось браться за эту работу; но сейчас она ей была даже рада. Но вот кабинет засверкал чистотой. Джилл отошла в общую для всего этажа уборную, умылась. Вернулась и уселась в дядино кресло. Покачалась немного, слушая скрип. А потом, незаметно для себя, заснула.
И снова она оказалась в том же сне, в подвале. Она медленно шла вперед, к маячившей впереди огромной колбе. Она прекрасно знала, что будет дальше – существо у края стекла, бег в темноте, страх… и все равно не могла заставить себя остановиться.
Светлое пятно в сосуде дернулось в ее сторону; к стеклу прижалось белесое лицо без малейшей искры разума в глазах, руками существо уперлось перед собой, словно бы пытаясь столкнуть сосуд, разбить, добраться до нее… И тут Джилл впервые взглянула на тварь прямо, она заставила себя смотреть, не отворачиваясь и не убегая, чувствуя, что страх захлестывает ее, но зная, что стоит побежать – и страх станет абсолютным. Она смотрела и… не могла оторвать взгляда от рук существа. Его ладони были абсолютно чисты, гладкая кожа, никаких линий жизни, судьбы… ни морщинки. Сзади послышался стук шагов, рядом оказался Адам, он обнял Джилл и зашептал успокаивающе на ухо, что все будет хорошо. Но Джилл вывернулась из его объятий. Он умоляюще протянул к ней руки… и она увидела у Адама те же, абсолютно пустые, гладкие ладони.
Джилл проснулась резко, словно кто-то вырвал ее из сна. Она задыхалась, но паники не было. С трудом пошевелив затекшей шеей, девушка огляделась – солнце светило прямо в окно, значит, сейчас около полудня. Джилл провела рукой по лицу, всмотрелась в руку… и вспомнила.
– Но как? – Прошептала она. – Как такое может быть?
Мысли сумбурно мешались в голове. Каким образом Адам может быть связан с существом из подвала? Да и связан ли? Прикусив губу, Джилл напрягла память – не во сне, а в реальности она видела ладони Адама, должна была, он ведь редко носил перчатки… Девушка постаралась, теперь уже без страха, вспомнить каждый свой шаг в доме Шварца. И охнула от неожиданности, когда поняла, что сон является лишь отражением того, что она видела на самом деле. Вернее, смотрела, но не видела, заставляя себя забыть странность – мельком увиденную ладонь, гладкую, кроме тех мест, где сгибались пальцы.